Ксения Мицковская

"Несчастный был ещё жив. Страдальческое лицо глядело вниз, будто он хотел в последний раз посмотреть на своего губителя, который его предал, отнял жену, детей, подослал у нему убийцу, а когда всё это было во имя Христа прощено, ещё раз предал его в руки палачей. Никогда человек не причинял другому столько зла, да ещё с такой жестокостью и злобой. И вот жертва горела теперь на просмоленном столбе, а палач стоял у её ног. Глаза Главка неотрывно глядели на лицо грека. Минутами их засло нял дым, но стоило повеять ветерку, и Хилон опять видел эти вперившиеся в него зрачки. Он распрямился, хотел бежать, но не смог. Ему вдруг почудилось, что ноги у него свинцовые и что какая-то невидимая рука с неодолимою силой удерживает его у этого столба. И он оцепенел. Только чувствовал: что-то переполняет душу его, Что-то рвётся на волю, он сыт по горло этими муками и кровью, видно пришёл конец жизни его, и вот всё вокруг исчезло - и император, и свита, и толпа; бездонная, страшная, непроглядная пустота вдруг объяла его со всех сторон, и горят в ней лишь эти очи мученика, зовущие его на суд. А тот, всё ниже опуская голову,смотрел и смотрел. Окружающие догадались, что меж двумя этими людьми что-то происходит, но смех замер на устах - в лице Хилона было что-то пугающее, оно было искажено такой тревогой, таким страданьем, как будто огненные языки жгли его собственное тело. Внезапно он зашатался и, простирая руки, вскричал страшным, режущим слух голосом: - Главк! Во имя Христа! Прости! Воцарилась тишина, дрожь пробежала по телам всех, и взоры невольно обратились вверх. А голова мученика слегка качнулась, и оттуда, с верхушки столба, послышался голос, похожий на стон: - Прощаю! взвыв как дикий зверь, Хилон бросился ничком наземь, зачерпнул обеими руками пыль, посыпал себе голову. Пламя меж тем взвилось вверх, охватило грудь и лицо Главка, миртовый венок на голове его расплёлся, вспыхнули ленты на верхушке столба, и весь он озарился ослепительным светом"... (Г.Сенкевич "Куда идёшь")