Волонтёры Тобольского-Района

Отчего, скажи скорей, Мир становится добрей? Оттого, что кто-то счастлив, От простого слова «Здравствуй!» И от смеха малышей, И от солнечных лучей, От подснежников в лесу, Что я маме принесу. От березки под окном, Что стучится веткой в дом. От прохлады ручейка, От цветного мотылька, И от радуги над речкой, И от дров, трещащих в печке, Оттого, что рядом друг, И от бабушкиных рук. От снежинок на ресницах, И от сказки, что нам снится. И от запаха сирени, И от соловьиной трели. Мир загадочный, огромный, Посмотри, какой он добрый. Так давай и я и ты Ему добавим доброты. ******* Случилось так, что ночью темной брели монахи по тропе без провианта, налегке, промокшие до нити тонкой, но с верой светлою своей, с одной на всех святой иконкой… Потерянной в стогу иголкой таились мысли о добре людском… хотя бы о ночлеге и вот стоит пред ними дом, к воротам подошли гуртом, на стук хозяин вышел с плетью… Мудрейший сединой монах заговорил: - Хозяин строгий, впусти избранников дороги, готовы до утра в сенях мы с братьями, от непогоды ютиться, коль укажешь ты, подай нам… света, теплоты, а мы молиться будем Богу за милосердие твоё, семье здоровья пожелаем, лишь только солнце диском станет, своей дорогою уйдем. Небрежный взгляд скользнул по лицам, надежды внемлющей к нему и молвил бранно в темноту: - Негоже всяких проходимцев пускать в добротный чистый дом, идите в хлев, там и ложитесь да не забудьте помолиться, мне говорили вы о том… Не жаль для вас воды и хлеба: держите булку и ведро, сегодня полон я добром, но срок вам только до рассвета… Ушел и дверь в дом затворил, а пилигримы в хлев понуро, шаги деля молчаньем хмурым, за седовласым побрели… Там, разделив одну хлебину, земли утоптанной черствей, молились о добре людей в тепле дыхания скотины. Собрали утром впопыхах все деньги, что у них имелись и положили на ступени… Так им велел седой монах… Дорогой многие роптали, но душу быстро лечит путь, и, потревожившись чуть-чуть, сердца смирение снискали… Приятен день и весел свет, живое тянется к живому и мысли тянутся к святому, когда угрозы мыслям нет… Но снова ночь и непогода для испытания добра… Вблизи… лишь нищая изба, защитой от небесных сводов… Хозяин в дом позвал без слов, услышав стук негромкий скоро, там женский лик, страданья полон баюкал деток семь голов… Гостям на лавки постелили звериных шкур… и крепкий чай по чашам… Свежий каравай последний… дружно разделили и каши теплый чугунок на стол поставили из печки, беседой сдобрили сердечной промозглый длинный вечерок… Ко сну ушли все… без опаски, со светлой верой в добрый день, лишь нищеты пустая тень с глухим сверчком точила лясы… Когда ж забрезжился рассвет, седой монах поднял собратьев, велел им тихо без объятий покинуть дом, что их согрел… Немым ужасным удивленьем предстал огонь в его руках, который бросил он в сердцах на крышу дома… и степенно стал удаляться… взмах руки… сдержать рыдания не в силах и путая слова в молитвах, за ним подались ходоки. Поднявшись тропкой быстрой к лесу, мудрейший бросил колкий взор на приютивший их костер и дыма едкую завесу, попытки тщетные спасти хозяев нищие пожитки, на смесь проклятия и крика бессильной женщины, плевки… И, улыбнувшись незаметно, без слов шагнул в дальнейший путь, но спутники, терзая суть деянья… осерчали крепко и окружили, не ступить… боль обвинений, злобу чувства, греха стяжание… искусно стремились гневом искупить… Монах смиренно сел на камень, затихли спорящие вмиг… и молвил слово к ним старик: - Кому урок добра понятен?..