Саша Дикевич

Мне не обидно, что он не позвонил. Мне обидно, что я ждала, как дура … Порой единственное лекарство для больной души — это всего лишь один телефонный звонокТелефонные счета, Пол, иногда очень расстраивают. Ты б лучше не выходил на связь, когда надираешься. Не отклоняй звонок, не ставь беззвучный, Не смей включать режим «пилот»! Цени того, кто в век разлучный, Тебе всё скажет, не солжёт! Слова пусты, остались только формы, Их содержание сомнительно, а смысл спорный. Бухой упорно пытаюсь все заснуть в уборной, На мониторе с твоим фото параллельно порно. Голодным должен быть художник или поэт, И я голодный, хрен пойми во что одет, Несу размеренным гудкам в трубке этот бред, Надеясь, что у тебя с собой телефона нет. Я помню всех, кто не перезвонил Звоните поздней ночью мне, друзья, не бойтесь помешать и разбудить; кошмарно близок час, когда нельзя и некуда нам будет позвонить. Я ждал твоего звонка, ты ждала моего звонка, но позвонили другие, и мы вернулись в нашу жизнь Чем дольше звонят в дверь, тем сильнее меня нет дома. Ждала звонка. А позвонил… будильник… — Ты звонишь Робин. — Я звоню Робин. — Тед, как твой воспитатель и духовный наставник, я запрещаю тебе ей звонить! — О, да? И что ты собираешься сделать с этим? — Если ты сделаешь этот звонок, я подожгу твою куртку. — Хе, ты блефуешь. [звонит Робин] Здравствуй, Робин, это Тед. — Тед, в последний раз, прекрати... — Ой-еееперный театр! ......,....... — Не берёт, хотя знает, что я не выношу, когда он не отвечает. — Может, телефон не принимает. — Совесть у него не принимает. Когда ты звонишь мне, в крови моей начинают танцевать эндорфины. Позвони мне... или я тебе, но надо обязательно созвониться, ладно? Я хочу сказать, это же не соревнование. Никто не проиграет, если позвонит первым. Я звонил и звонил. Линия была занята, и я в конце концов догадался, что она не освободится никогда. Но каждый раз, когда я набирал номер, я несколько секунд верил, что вот-вот услышу твой голос. Лозольда. Legalita. И эта надежда, это слепое замирание души, словно на лыжном разгоне перед прыжком с трамплина в туман, все то, что я успевал перечувствовать, пока циферблат возвращался на место, с тихим стрекотом накручивая последнюю цифру твоего фальшивого номера, опрокинутую бесконечность, — ведь это и было счастье. Восьмерка, два нежных устьица друг под другом, и невнятная линия кустов в пыльном окне…